Фелиция закрыла глаза и представила, как ураган поднимает дом ввысь, она едва успевает заскочить туда, как несёт его в далёкие страны, как сама она прячет лицо в ладонях от ужаса и скулит, как испуганный щенок Тото. Шелест листьев — он не такой, как в родном саду, он совсем другой, и в нём можно услышать перешёптывания лесных духов, чем-то похожих на её саму. Они выйдут, уставшие прятаться, взглянут на неё и протянут руку. Хоть и не дома, она окажется в нужном месте. И никаких колдуний, разве что великолепный добрый волшебник.
Дождь закончился, но Фелиция, очнувшаяся от своего полусна, могла видеть только свинцово-серые тучи, не предвещающие ничего хорошего. «Может быть гроза», — с опаской подумала она и поёжилась. Грозу придумал кто-то слишком злой, поэтому Фелиция всегда боялась её. Вспышки, грохот и дикий дождь, ломящийся в дом, гнущий деревья и выстукивающий одному ему понятный ритм. Девочка не любила то, что не могла понять, хотя мистическое и странное стало частью её жизни уже давно — около полувека назад.
Она выбралась на дорожку. Сад, опустевший так давно, зарос, превратился в неухоженные почти-заросли, но Фелиция называла его своим Райским Садом и иногда воображала, что все люди просто были изгнаны отсюда за грехи, а она осталась, как чистая и непорочная. Папа иногда читал ей Библию, а потом забывался, начинал пересказывать своими словами, и Фелиция не могла оторваться ни на секунду, завороженная звуком его уверенного голоса. Голос отца низкий, бархатный, и иногда что-то похожее Фелиция слышит, когда мимо пролетает стая птиц — звук, издаваемый их крыльями. Его не слышно, но Фелиция слышит. Иногда ей даже кажется, что видит.
Дорожка вела из самого сердца сада к окраинам, Фелиция иногда обходила свои владения, чтобы проверить, всё ли в порядке. Однажды она нашла раненного птенца, и вместе они провели несколько чудесных недель, а, может, и месяцев, но потом, уже будучи взрослой птицей, он улетел на свободу и больше никогда не возвращался. Фелиция ждала.
Она резко остановилась, почувствовав движение, увидев ещё издали что-то шевелящееся. «Может быть, это лисица!» — радостно решила Фелиция, всем сердцем обожавшая лис и с самого детства молящая родителей купить ей одного. Впрочем, для лисицы фигура была как-то слишком подвижна. И слишком походила на человека. «Это мой сад!» — обиженно подумала Фелиция, но пару шагов вперёд всё-таки сделала. И ещё, продолжая приглядываться, щуриться, хотела остаться незамеченной. Впрочем, человек был чем-то очень занят, судя по всему.
Она подошла в конце концов так близко, как только могла. «Мальчик», — констатировала она, разглядывая незнакомую фигуру, обмотанную шарфом. Она стояла прямо за спиной, а подошла неслышно, предполагая, что её не заметят; вместе с мальчиком разглядывала находку в его руках и, наконец, решила обойти его, чтобы посмотреть на лицо. «Он очень невоспитанный, этот мальчик, раз пришёл в мой сад».
Тут надо упомянуть, что далеко не все видели Фелицию. Первые несколько месяцев она пыталась как-то выйти на контакт с другими, но в итоге бросила это гиблое дело, но до сих пор иногда опасалась, что люди на самом деле просто притворяются и делают вид, что не хотят её видеть; они могут! Они просто в сговоре с противным Моррисом Кларком, который и подбил всех называть Фелицию ведьмой. Если бы Фелиция знала, где его искать, уж она бы ему показала!
— Зачем ты сюда пришёл? — на всякий случай спросила она, вставая так, чтобы мальчик мог её видеть (если мог). — И что ты делаешь?
Ей не очень хотелось быть вежливой с невоспитанным мальчиком, но она всё-таки улыбнулась.